Неточные совпадения
На крыльце старый, еще холостой
жизни слуга Кузьма, заведывавший городским хозяйством,
остановил Левина.
И вдруг ему вспомнилось, как они детьми вместе ложились спать и ждали только того, чтобы Федор Богданыч вышел зa дверь, чтобы кидать друг в друга подушками и хохотать, хохотать неудержимо, так что даже страх пред Федором Богданычем не мог
остановить это через край бившее и пенящееся сознание счастья
жизни.
«Вот об этих русских женщинах Некрасов забыл написать. И никто не написал, как значительна их роль в деле воспитания русской души, а может быть, они прививали народолюбие больше, чем книги людей, воспитанных ими, и более здоровое, — задумался он. — «Коня на скаку
остановит, в горящую избу войдет», — это красиво, но полезнее войти в будничную
жизнь вот так глубоко, как входят эти, простые, самоотверженно очищающие
жизнь от пыли, сора».
«Все считает, считает… Странная цель
жизни — считать», — раздраженно подумал Клим Иванович и перестал слушать сухой шорох слов Тагильского, они сыпались, точно песок. Кстати — локомотив коротко свистнул, дернул поезд, тихонько покатил его минуту, снова
остановил, среди вагонов, в грохоте, скрежете, свисте, резко пропела какой-то сигнал труба горниста, долетел отчаянный крик...
Как зорко ни сторожило каждое мгновение его
жизни любящее око жены, но вечный покой, вечная тишина и ленивое переползанье изо дня в день тихо
остановили машину
жизни. Илья Ильич скончался, по-видимому, без боли, без мучений, как будто остановились часы, которые забыли завести.
И целые века проходят, целые поколения идут, утопая в омуте нравственного и физического разврата, — и никто, ничто не
останавливает этого мутного потока слепо распутной
жизни!
Повыситься из статских в действительные статские, а под конец, за долговременную и полезную службу и «неусыпные труды», как по службе, так и в картах, — в тайные советники, и бросить якорь в порте, в какой-нибудь нетленной комиссии или в комитете, с сохранением окладов, — а там, волнуйся себе человеческий океан, меняйся век, лети в пучину судьба народов, царств, — все пролетит мимо его, пока апоплексический или другой удар не
остановит течение его
жизни.
— Послушайте, monsieur Чацкий, —
остановила она, — скажите мне по крайней мере отчего я гибну? Оттого что не понимаю новой
жизни, не… не поддаюсь… как вы это называете… развитию? Это ваше любимое слово. Но вы достигли этого развития, да? а я всякий день слышу, что вы скучаете… вы иногда наводите на всех скуку…
— Молчи, пожалуйста! — с суеверным страхом
остановил его Аянов, — еще накличешь что-нибудь! А у меня один геморрой чего-нибудь да стоит! Доктора только и знают, что вон отсюда шлют: далась им эта сидячая
жизнь — все беды в ней видят! Да воздух еще: чего лучше этого воздуха? — Он с удовольствием нюхнул воздух. — Я теперь выбрал подобрее эскулапа: тот хочет летом кислым молоком лечить меня: у меня ведь закрытый… ты знаешь? Так ты от скуки ходишь к своей кузине?
«Что за существование, — размышлял он, —
остановить взгляд на явлении, принять образ в себя, вспыхнуть на минуту и потом холодеть, скучать и насильственно или искусственно подновлять в себе периодическую охоту к
жизни, как ежедневный аппетит!
И как соблазнительно желание
остановить роковой процесс
жизни, ведущий от цветущего дуба к уродливой и смрадной машине.
Мне не только не приходилось их подбадривать, а, наоборот, приходилось
останавливать из опасения, что они надорвут свое здоровье. Несмотря на лишения, эти скромные труженики терпеливо несли тяготы походной
жизни, и я ни разу не слышал от них ни единой жалобы. Многие из них погибли в войну 1914–1917 годов, с остальными же я и по сие время нахожусь в переписке.
«Аксаков остался до конца
жизни вечным восторженным и беспредельно благородным юношей; он увлекался, был увлекаем, но всегда был чист сердцем. В 1844 году, когда наши споры дошли до того, что ни славяне, ни мы не хотели больше встречаться, я как-то шел по улице; К. Аксаков ехал в санях. Я дружески поклонился ему. Он было проехал, но вдруг
остановил кучера, вышел из саней и подошел ко мне.
Наконец, дошел черед и до «Письма». Со второй, третьей страницы меня
остановил печально-серьезный тон: от каждого слова веяло долгим страданием, уже охлажденным, но еще озлобленным. Эдак пишут только люди, долго думавшие, много думавшие и много испытавшие;
жизнью, а не теорией доходят до такого взгляда… читаю далее, — «Письмо» растет, оно становится мрачным обвинительным актом против России, протестом личности, которая за все вынесенное хочет высказать часть накопившегося на сердце.
Их
остановило совершеннейшее противуречие слов учения с былями
жизни вокруг.
Когда я писал эту часть «Былого и дум», у меня не было нашей прежней переписки. Я ее получил в 1856 году. Мне пришлось, перечитывая ее, поправить два-три места — не больше. Память тут мне не изменила. Хотелось бы мне приложить несколько писем NataLie — и с тем вместе какой-то страх
останавливает меня, и я не решил вопрос, следует ли еще дальше разоблачать
жизнь, и не встретят ли строки, дорогие мне, холодную улыбку?
…Куда природа свирепа к лицам. Что и что прочувствовалось в этой груди страдальца прежде, чем он решился своей веревочкой
остановить маятник, меривший ему одни оскорбления, одни несчастия. И за что? За то, что отец был золотушен или мать лимфатична? Все это так. Но по какому праву мы требуем справедливости, отчета, причин? — у кого? — у крутящегося урагана
жизни?..
… С ужасом открывается мало-помалу тайна, несчастная мать сперва старается убедиться, что ей только показалось, но вскоре сомнение невозможно; отчаянием и слезами сопровождает она всякое движение младенца, она хотела бы
остановить тайную работу
жизни, вести ее назад, она ждет несчастья, как милосердия, как прощения, а неотвратимая природа идет своим путем, — она здорова, молода!
Но через несколько мгновений она гордо подняла голову. Она не хотела подслушивать, и, во всяком случае, не ложный стыд может
остановить ее на ее дороге. К тому же этот старик берет на себя слишком много. Она сама сумеет распорядиться своею
жизнью.
Поверьте, — продолжала она, тихонько поднимаясь с полу и садясь на самый край кресла, — я часто думала о смерти, и я бы нашла в себе довольно мужества, чтобы лишить себя
жизни — ах,
жизнь теперь для меня несносное бремя! — но мысль о моей дочери, о моей Адочке меня
останавливала; она здесь, она спит в соседней комнате, бедный ребенок!
…Я бы желал, чтобы и в других случаях моей
жизни нашелся добрый человек, который бы
остановил вовремя от глупости, которую часто не так легко исправить, как поразборчивее написать письмо…
Как только кандидат Юстин Помада пришел в состояние, в котором был способен сознать, что в самом деле в
жизни бывают неожиданные и довольно странные случаи, он отодвинулся от мокрой сваи и хотел идти к берегу, но жестокая боль в плече и в боку тотчас же
остановила его.
«Лиза чту! — размышляла Женни, заправив соус и снова сев под своим окошком, — Лизе все бы это ни на что не годилось, и ничто ее не
остановило бы. Она только напрасно думала когда-то, что моя
жизнь на что-нибудь ей пригодилась бы».
Павел и Андрей, казалось, не замечали ничего, не слышали возгласов, которые провожали их. Шли спокойно, не торопясь. Вот их
остановил Миронов, пожилой и скромный человек, всеми уважаемый за свою трезвую, чистую
жизнь.
— Я более чем обеспечен в
жизни… — подхватил Калинович, но старик опять
остановил его наклонением головы.
Величественная, стройная фигура, глаза, которые, раз увидав, — не забудешь, и здоровый румянец не знающего косметики, полного
жизни, как выточенного, оливково-матового лица
остановил на себе мое внимание.
— Не то, не то! —
остановил его Вибель. — Бессмертная душа и будущая
жизнь одно и то же, а я о третьей истине говорил, совершенно отдельной.
— А скажу: нельзя — и посиди! Не посторонний сказал, дядя сказал — можно и послушаться дядю. Ах, мой друг, мой друг! Еще хорошо, что у вас дядя есть — все же и пожалеть об вас, и
остановить вас есть кому! А вот как у других — нет никого! Ни их пожалеть, ни
остановить — одни растут! Ну, и бывает с ними… всякие случайности в
жизни бывают, мой друг!
Как вихорь, свистнул острый меч,
И прежде чем я оглянулся,
Уж голова слетела с плеч —
И сверхъестественная сила
В ней
жизни дух
остановила.
Жизнь обитателей передовых крепостей на чеченской линии шла по-старому. Были с тех пор две тревоги, на которые выбегали роты и скакали казаки и милиционеры, но оба раза горцев не могли
остановить. Они уходили и один раз в Воздвиженской угнали восемь лошадей казачьих с водопоя и убили казака. Набегов со времени последнего, когда был разорен аул, не было. Только ожидалась большая экспедиция в Большую Чечню вследствие назначения нового начальника левого фланга, князя Барятинского.
Может быть, что в настоящем случае твердый нрав и крепкая воля Прасковьи Ивановны, сильно подкрепленные тем обстоятельством, что всё богатство принадлежало ей, могли бы в начале
остановить ее супруга и он, как умный человек, не захотел бы лишить себя всех выгод роскошной
жизни, не дошел бы до таких крайностей, не допустил бы вырасти вполне своим чудовищным страстям и кутил бы умеренно, втихомолку, как и многие другие.
Таким образом, в душе Боброва чередовалась тоска по Нине, по нервному пожатию ее всегда горячих рук, с отвращением к скуке и манерности ее семьи. Бывали минуты, когда он уже совершенно готовился сделать ей предложение. Тогда его не
остановило бы даже сознание, что она, с ее кокетством дурного тона и душевной пустотой, устроит из семейной
жизни ад, что он и она думают и говорят на разных языках. Но он не решался и молчал.
Кому какое дело до того, что описываемая смута понятий и действий разливала кругом страдание, что она
останавливала естественный ход
жизни и что, стало быть, равнодушно присутствовать при ней представлялось не только неправильным, но даже постыдным?
Ага, не останавливаясь, у самой скалы, загромоздившей нам путь, свернул молча, как всегда, направо в кустарник — и перед нами открылась бездна Черека с висящими стремнинами того берега. Он
остановил лошадь, обернулся ко мне и, указывая вниз, объяснил, что «пайдем вниз, там мост, а там», указывая в небо, выше противоположной стены берега, — там и аул Безенги. Стал спускаться, откинувшись телом назад и предоставив лошади свою
жизнь и дав ей полную свободу.
Все это вскипало в груди до напряженного желания, — от силы которого он задыхался, на глазах его являлись слезы, и ему хотелось кричать, выть зверем, испугать всех людей —
остановить их бессмысленную возню, влить в шум и суету
жизни что-то свое, сказать какие-то громкие, твердые слова, направить их всех в одну сторону, а не друг против друга.
Жизнь всем нам цену знает, и раньше времени она ходу нашего не
остановит… никто, брат, себе в убыток не действует, ежели он умный…
Шмага. Бывают в
жизни артиста минуты, когда он стремительно спешит к своей целя, как из лука стрела.
Остановить его — напрасный труд!
Ему казалось, что прошлое не воротится, — явились новые хозяева, и если они могли сразу
остановить ход
жизни, значит, сумеют теперь устроить её иначе, свободнее и легче для себя, для всех, для него.
Первым движением Елпидифора Мартыныча было закричать г-же Петицкой несколько лукавым голосом: „Какая это такая у ней шляпа?“, но многолетняя опытность
жизни человека и врача инстинктивно
остановила его, и он только громчайшим образом кашлянул на всю комнату: „К-ха!“, так что Петицкая даже вздрогнула и невольно проговорила сама с собой...
Против того ли"ветхого человека", который, ради своих личных интересов, стремится
остановить развитие
жизни?
В пятницу с утра был возле матери. Странно было то, что Елена Петровна, словно безумная или околдованная, ничего не подозревала и радовалась любви сына с такой полнотой и безмятежностью, как будто и всю
жизнь он ни на шаг не отходил от нее. И даже то бросавшееся в глаза явление, что Линочка сидит в своей комнате и готовится к экзамену, а Саша ничего не делает, не
остановило ее внимания. Уж даже и Линочка начала что-то подозревать и раза два ловила Сашу с тревожным вопросом...
Друг твоего отца отрыл старинную тяжбу о землях и выиграл ее и отнял у него всё имение; я видал отца твоего перед кончиной; его седая голова неподвижная, сухая, подобная белому камню,
остановила на мне пронзительный взор, где горела последняя искра
жизни и ненависти… и мне она осталась в наследство; а его проклятие живо, живо и каждый год пускает новые отрасли, и каждый год всё более окружает своею тенью семейство злодея… я не знаю, каким образом всё это сделалось… но кто, ты думаешь, кто этот нежный друг? — как, небо!.. в продолжении 17-ти лет ни один язык не шепнул ей: этот хлеб куплен ценою крови — твоей — его крови! и без меня, существа бедного, у которого вместо души есть одно только ненасытимое чувство мщения, без уродливого нищего, это невинное сердце билось бы для него одною благодарностью.
У него есть изумительная способность — во всякий данный момент
остановить летучее явление
жизни, во всей его полноте и свежести, и держать его перед собою до тех пор, пока оно не сделается полной принадлежностью художника.
В нем, как в магическом зеркале, отражаются и по воле его останавливаются, застывают, отливаются в твердые недвижные формы — все явления
жизни, во всякую данную минуту. Он может, кажется,
остановить саму
жизнь, навсегда укрепить и поставить перед нами самый неуловимый миг ее, чтобы мы вечно на него смотрели, поучаясь или наслаждаясь.
Татьяна(почти кричит.) Мне негде отдохнуть! Я навсегда устала… навсегда! Понимаете? На всю
жизнь… от вас устала… от всего! (Быстро уходит в сени. Акулина Ивановна делает движение к дочери, как бы желая
остановить ее, но, всплеснув руками, остается на месте, недоумело раскрыв рот.)
Ехав домой, он предавался сладостным мечтаниям. Перспектива будущей семейной
жизни рисовалась пред ним в чудном свете; вот будет свадьба: какой это чудный и в то же время страшный день! Какое нужно иметь присутствие духа и даже некоторое… а там, там будет лучше, там пойдет все ровнее, попривыкнешь к новому положению; тут-то вот и можно наслаждаться мирно, тихо. В это время Павел подъехал к крыльцу, и необходимость вылезть из дрожек
остановила на несколько времени его мечтания.
Когда кадет, отвечая урок о Полтавской битве, приводил знаменитый петровский указ, кончающийся словами: «А о Петре ведайте, что Петру
жизнь не дорога, жила бы только Россия, ее слава, честь и благоденствие», Иван Иваныч неизменно
останавливал его и, потирая виски, со слезами на глазах восклицал тоненьким восторженным голосом...
Как только заглянула в город весна, ушёл я, решив сходить в Сибирь — хвалили мне этот край, — а по дороге туда
остановил меня человек, на всю
жизнь окрыливший душу мою, указав мне верный к богу путь.
Тут я приходил в запальчивость; я не мог переносить таких кривых толков; но как я не мог
остановить мусье гувернера, потому что все мое поколение, с жадностью слушавшее его, восстало бы против меня, так я, молча вскакивал, звал своего папашу-пуделя и уходил с ним в свою комнату размышлять, тужить и повторять восклицание, коим и начал описание моей
жизни...
Самый факт отнятия
жизни у человека не
останавливал меня.